Очередной герой интервью клинцовской газеты “Ваше личное дело” — Сергей Колесников — прошел все круги наркоманского ада. У каждого свой путь к исцелению. Сергею, который в определенный момент жизни потерял семью и здоровье, вернуться к нормальной жизни помогла вера в Бога, но путь к ней был весьма сложный.

Сергея Колесникова в Клинцах знают многие, он известный спортсмен, любимец футбольных болельщиков. На сегодняшний день он считается одним из самых уважаемых и сильных футбольных арбитров Брянской области. Сергей — отличный организатор, умеет находить общий язык с людьми. А еще у него феноменальная память на имена и лица. Но об этом мы поговорим во второй части интервью. Обычно наши части разговора имеют законченный вид. Но это необычное интервью будет необычно во всем. Разговор о непростой жизни Сергея Колесникова мы оборвем на самом интересном моменте, чтобы во второй части завершить беседу о наркомании и преодолении слабостей, а затем уже перейти к делам спортивным.

— Сергей, когда я предложил тебе открытый разговор о твоей жизни, то был готов к разным ответам — от «давай только о футболе» до «я готов все рассказать». Но ты ответил: «Готовь вопросы, будем думать». Ты готов отвечать на самые откровенные и порой весьма неприятные вопросы?
— Будем смотреть вопросы. Если будет что-то совсем личное, то пропустим этот вопрос.

— Договорились! Давай коснемся твоей биографии. Где ты родился, как прошли твои детские годы?
— Родился в 1977 году в Клинцах. Проживал поначалу в центре, так как мои родители с юных лет работали на крупном заводе «Текмаш», которого уже давно нет. Теперь на базе завода торговый центр. А раньше это было градообразующее предприятие, которое обеспечивало станками всю ткацкую промышленность страны. Отец и мать отработали там всю жизнь, они ветераны труда. Правда, мать еще какое-то время в юности работала в детском саду, о чем я узнал позже и сильно удивился. Кстати, на территории «Текмаша» была самая знаменитая в городе столовая. Ее посещали все приезжие. Кормили там вкусно. Поскольку мы проживали в двухэтажном общежитии возле городского суда, то я часто там обедал. Мать уставала на заводе и не всегда успевала приготовить поесть. Говорила: «Проснешься, прибегай на завод, и я тебя покормлю».

— Ты был один ребенок в семье?
— Нет. У меня еще была старшая сестра Людмила, которая родилась в 1969 году. Отец умер меньше года назад от распространенного в чернобыльской зоне онкологического заболевания. Сейчас уже стал понимать, что мы поздно обратились. Но у нас сегодня такая медицина, что мало кого спасают. Вообще 2018 год был очень печальным. У меня умерла бабушка, а потом скоропостижно из-за болезни скончалась старшая сестра. У нее начались проблемы с позвоночником, невропатологи в Клинцах лечили, но не вылечили. Нам посоветовали обратиться в Брянскую областную больницу, но там после углубленного обследования врачи сказали, что болезнь запущена, и спасти сестру не удалось.

— В какой школе ты учился?
— До 1991 года учился в четвертой школе. В 1989 году моим родителям дали квартиру в третьем микрорайоне, в которой мы сейчас с тобой и беседуем. Мать добилась, чтобы у нас осталась и комната в общежитии. Как раз сестра вышла замуж, они остались с мужем в общежитии. Когда я переезжал из центра на Стодол, то уже очень хорошо играл в футбол. Но наша четвертая школа была самая малочисленная. В лидерах по футболу были первая, вторая, третья, седьмая школы. Нам в большом футболе было тяжело конкурировать. Когда учителя физкультуры стодольских школ узнали, что я переехал, то стали меня звать в свои школы. Но я остался учиться в четвертой школе. После переезда родители на работу и я в школу всегда ходили пешком со Стодола. Отец бежал раньше нас, у них еще до начала рабочего дня было домино. Мы с мамой шли чуть позже. Но когда открылась девятая школа, то директор четвертой школы Виктор Ковпаев перешел в новую. Он позвал с собой квалифицированных учителей — Жанну Ильютенко, Алексея Ляхова, Ольгу Клетную, Валерия Бруя. Ковпаев обрадовался, когда узнал, что у меня тоже есть желание перейти в девятую школу, поскольку я играл не только в футбол, но занимался также баскетболом, волейболом и легкой атлетикой. Девятый класс я начал в девятой школе. В первый же год футбольная команда заняла четвертое место. Но продолжить учиться в новой школе мне помешали обстоятельства.

— Какие?
— Мне попался бойцовский класс: 5-6 девочек, остальные мальчики. Новые знакомства, новые увлечения. Я пришел в девятую школу без «троек», но по итогам девятого класса у меня было уже семь «троек». Мать расстроилась. Когда она ходила на родительские собрания в четвертой школе, то наперед знала, что про меня скажут: «Успеваемость отличная, а дисциплина — на «двойку». После собрания я уже знал, что вечер будет тяжелым (смеется). За год в девятой школе было несколько эксцессов, которые повлияли на мое дальнейшее место учебы. В тот год в десятый класс учеников переводила комиссия на конкурсной основе. Как рассказал мне Ковпаев, когда назвали мою фамилию, то за меня проголосовал только он один. Хотя не считаю, что я был злостным нарушителем, скорее, здесь сыграл против меня синдром толпы. Меня часто видели в кругу парней с не очень хорошей репутацией.

— Что делал дальше?
— Я попросился обратно в четвертую школу. Меня с радостью взяли, потому что я не только был спортсменом, но и участвовал во всех школьных мероприятиях. Десятый и одиннадцатый классы я отучился там. На мой переход в девятую школу повлияло еще и то, что в тот год четвертую школу закрыли на капремонт. А всех перевели учиться в шестую, причем во вторую смену. Но мне было неудобно туда добираться со Стодола.

— Как окончил школу?
— Вернуться к успеваемости восьмого класса мне не удалось, но окончил школу нормально. Поступил в 24-е училище на специальность «электромонтер по ремонту и обслуживанию оборудования». Учеба давалась тяжело, гулять хотелось очень сильно. Но после одиннадцати классов мне нужно было отучиться всего год, и это удалось.

— В переходном возрасте у тебя случилась неприятная история. Расскажи, что тогда произошло, как ты оказался за решеткой?
— Это случилось не вдруг. Свою роль сыграл и переезд на Стодол, новые знакомства. В моей жизни появились наркотики. Первые легкие наркотики я попробовал в одиннадцатом классе, хотя я играл в футбол, участвовал в чемпионате Клинцовского района. Там было до 16 команд. Я играл три года за фабрику «Кливия». Но наркотики уже прочно входили в мою жизнь. Начал втягиваться, хотя думал, что ничего страшного. Мать стала подозревать, что со мной что-то не так. Я не хотел ее расстраивать и говорил, что все хорошо. А мама меня любила и всегда доверяла.

— Как попался?
— Мы с ребятами употребили на квартире наркотик, а милиция знала заранее, что мы там были. Когда мы вышли из подъезда, нас задержали. К тому же у нас нашли наркотики в карманах. Это было 14 марта 1997 года. На нас завели уголовное дело. Но так как это был первый раз, причем у нас нашли небольшое количество наркотика, то нам дали условный срок.

— Это было уже после окончания училища?
— Да, я его окончил, а в ноябре 1996 года меня должны были забрать в армию. Мы уже отметили проводы. А когда пришел на призывной участок, то терапевт Ольга Мельник обнаружила, что у меня воспаление легких. Сказали, чтобы я долечился. Но когда стали обследовать глубже, то обнаружили бронхиальную астму. Дали отсрочку от армии на три года. Когда я попался с наркотиками, то мама сказала: «Лучше бы ты в армию ушел». За три дня до суда меня снова поймали с наркотиками. Я получаю условный срок, но новое дело уже заведено. Мать о втором случае еще не знала. Я так любил и уважал родителей, что боялся признаться. Тем более они всегда знали меня как спортсмена, доброго и отзывчивого парня. Но когда вышли из зала суда, я сказал маме: «Скоро следующий суд». Через месяц второй суд. Теперь мне уже дают реальный срок — 1 год 7 месяцев. Адвокат потом сказал, что если бы оба случая пошли в одно дело, то я мог бы отделаться условным сроком.

— Где отбывал наказание?
— В то время помимо уголовной статьи за наркотики также назначалось принудительное лечение. Были специальные наркомзоны. Общего режима — в городе Андреаполе Тверской области, строгого режима — в Тамбове. Поскольку у меня была первая судимость, я поехал в Андреаполь. А сейчас все, кто осужден за наркотические преступления, отбывают наказание в своем регионе. Вот так я в 19-летнем возрасте, не зная еще жизни, поехал этапом в Тверь.

— Чем занимался в заключении? Насколько тяжело далось это время?
— Тяжело было первое время, когда были этапы. Это же не так, что меня посадили в поезд и отвезли за два дня до Твери. Мой путь до места назначения занял чуть менее полугода. Мне довелось пройти тюрьму Новозыбкова, Брянска, Калуги и Твери. И только после этого я попал на зону, когда ощутил свежий воздух. До этого я был под крышей, лишь раз в день на час выводили на прогулку. Я слышал, что в Клинцах на зоне раньше делали мебель и кирпич, а там, куда попал я, только сетки для картошки плели.

— Поддерживаешь связь с теми, с кем отбывал заключение?
— В 2018 году было 20 лет, как я освободился. Когда я заезжал в лагерь, там было 14 ребят из Клинцов. Поэтому адаптация мне далась легче. По тюремным неписаным законам новичков встречают, помогают, объясняют все. Из тех клинчан, кто тогда со мной сидел, человек десять уже точно нет в живых. Вернувшись из лагеря, большинство продолжали употреблять наркотики. Процентов 90 из них умерли именно от этого. А с теми, кто жив, я сейчас практически не вижусь, а если и встречаюсь, то ограничиваюсь обычным приветствием, потому что веду семейный и спортивный образ жизни.

— Когда вышел из тюрьмы, нужно было добраться до Клинцов. Насколько я знаю, дорога домой прошла не без приключений.
— Туда привезли, а назад надо было добираться самому. Это был 1998 год. Дали то ли 50, то ли 80 рублей на дорогу и бесплатный билет до Бологого. А дальше нужно было покупать билеты самому. Деньги были рассчитаны только на билеты. А тут вышел — сразу купил пачку сигарет и бутылку пива. Хватило денег добраться только до Москвы. Пошел по кассам — билет до Клинцов стоил около 24 рублей, а в кармане оставалось рублей десять. Есть тоже хочется, отовсюду запах пирожков. Ходил по вокзалу, искал знакомые лица из Клинцов, чтобы добавили на билет. Натолкнулся на двух парней-перекупщиков. Люди прожженные, издалека распознали меня. Спросили: «Ты, наверное, освободился?» Я подтвердил и сказал, что не хватает на билет. Они говорят: «У тебя же есть справка. Ты можешь добраться на перекладных. Сейчас как раз едет электричка до Калуги. Оттуда доедешь до Сухиничей, а затем до Брянска. А там разберешься». Я воспользовался их советом и доехал до Брянска. Мне уже хватало на билет до Клинцов, ждал московский поезд. Но тут сказалось, что я двое суток почти не ел. Присел на карточки, закурил и заснул. Просыпаюсь от толчка. Смотрю — вокруг милиция, рядом со мной несколько бомжей. Чуть меня к ним не приписали. Хорошо, что у меня был паспорт. Я сам удивился, когда мне его выдали в день освобождения. Оказалось, что он шел за мной по этапу. Милиционеры проверили мои документы и сказали, чтобы не крутился на вокзале, а шел на перрон. Взял билет в общий вагон и спокойно добрался до дома.

— Дома встречали?
— Получилось так, что дома меня ждали на день позже. Я освобождался в июле, была уборочная страда. Мать поехала в деревню к моей бабушке на сенокос. Дома никого не было, пошел к ближайшим родственникам, там тоже никого не было. Думаю: «Вот приехал!» Пошел в третью квартиру, где меня встретила двоюродная сестра. Сразу принял душ, попил чая. Она пыталась меня накормить, но сил не было, и я сразу «отрубился».

— Если судить о твоей жизни в нулевые годы, то приходишь к выводу, что тюремное заключение, по меньшей мере, не пошло тебе во вред. Или я ошибаюсь?
— Как посмотреть. Когда освободился, то стали появляться старые друзья. В первую неделю встречался со всеми. Пошли предложения взяться за старое, но снова в этом болоте я не увяз. Случаи употребления наркотиков тогда у меня были, но они не переросли в систему.

— И в какой-то момент ты полностью прекратил употреблять наркотики?
— Да, потому что встретил будущую жену. История знакомства получилась интересной. Шел знакомиться с одной девушкой, а женой стала другая. Многие мои друзья жили в том дворе, где проживала моя супруга Оксана. Однажды я был в этом дворе и заметил девушку. Спросил у друзей, где она живет. Мне сказали адрес, и я решил вечером наведаться и познакомиться. Узнал, что ее зовут Олеся. Прихожу, звоню в дверь. Мне открывает другая девушка. Я попросил позвать Олесю, но ее не было дома. Она спрашивает: «А что Вы хотели?» Говорю, что хотел зайти в гости, пообщаться. В ответ слышу: «А со мной не хотите пообщаться?» Оказалось, что дверь открыла Оксана, старшая сестра Олеси. Она вышла в подъезд, и у нас завязалось знакомство. Я спросил, где она работает. Ответила, что работает уборщицей в девятой школе. Подумал про себя: «Ну, уборщица и уборщица». А тут подходило время осеннего бала. А я же учился в девятой школе. Прихожу на осенний бал, чтобы встретиться со своими учителями. Дежурным учителем на балу был Бруй. Спрашиваю у него: «Валерий Александрович, где тут у вас уборщица Оксана?» Он отвечает, что нет в школе уборщицы с таким именем. Спросил у меня, где она живет. Я ответил, а он говорит: «Так она же классный руководитель пятого класса, учитель английского языка». Думаю: «Вот это я попал» (смеется).

— Оксана, наверное, только пришла в школу?
— Нет, она еще пару лет назад окончила Суражское педучилище, пришла в девятую школу на практику. Ее оставили работать, и она сразу поступила заочно в БГУ. Тут и сама Оксана появилась на балу, тоже следила за порядком. Говорю ей: «Ну, ты молодец». Отвечает: «А я хотела проверить, как ты отреагируешь на уборщицу». У нас завязались дружеские отношения. Но встречаться мы стали только через полгода. И тут она увидела, что у меня дележка — полдня я провожу с ней, а полдня с друзьями. К ней я прихожу с некрасивыми глазами и т.д. Она стала меня спасать, чтобы я не влез в это болото. Однажды она приходит и говорит: «Меня с классом отправляют в Жуковку в санаторий». Находясь в Жуковке, на мой день рождения, 27 сентября, Оксана узнала о своей беременности. А сотовых телефонов тогда не было. Она сообщила это радостную новость в письме, которое шло десять дней. В письме написано: «Готовь заручины». Побыли заручины, и 20 ноября 1999 года мы расписались. А Даниил родился 23 мая 2000 года.

— Ты женился и завязал?
— Нет, это произошло раньше. Как только мы стали встречаться, я уже постепенно начал уходить от наркотиков. А второй причиной моего отдаления от плохой жизни стало возвращение в спорт. Сергей Гутников собрал тогда футбольную команду «Памир». И тут в центре города убивают Сергея Шпыня, вратаря «Памира» и моего знакомого. Я был на его похоронах. На поминальном обеде в ресторане «Весна» Гутников спрашивает: «Что нам делать с вратарем?» Я говорю: «Могу я попробовать». В ДЮСШ я начинал вратарем, я стал играть за «Памир».

— Мы пока не будем плотно касаться футбольной темы, хотя иногда она все равно будет всплывать. Где работал после выхода из тюрьмы?
— Поначалу нигде, помогал родителям. Потом устроился на предприятие «Полимер» по производству медицинской тары. Также делали баночки и помады для театра, для грима. Там отработал четыре года. Зарплата была небольшая, приходилось искать подработки, чтобы содержать семью. Устроился на рынок, торговал коврами. Пять дней я работал на «Полимере», а на два дня выходил на рынок. Совмещение длилось около года, а потом я полностью ушел на рынок, а также устроился работать на стадион «Труд».

— С тех пор как ты женился, за десять лет жизни после зоны ты хоть раз прикасался к наркотикам?
— Нет, у меня изменился круг общения.

— Почему ты ушел из футбольной команды после сезона 2008 года?
— Официальной причиной была 10-матчевая дисквалификация за неспортивное поведение. В Сураже мы крупно проигрывали хозяевам поля. Находясь среди запасных, я увидел, что очередной гол в наши ворота забили из явного положения «вне игры». Я не сдержал эмоции, стал спорить с боковым судьей. Тот никак не реагировал, тогда я ударил его ногой под заднее место. Это была бригада из Новозыбкова. После игры судьи отобразили этот эпизод в протоколе и меня дисквалифицировали. Но это уже было следствием, потому что еще раньше в мою жизнь стали постепенно возвращаться наркотики.

— Как случилось, что твоя жизнь снова пошла под откос?
— Вернулись мои прежние друзья. Они увидели, что я работаю на рынке, имею деньги. Не могу понять сейчас, как меня снова засосало в эту трясину. Друзья просили одолжить денег. Я не мог им отказать, видя то, в каком они состоянии. А возвращать долги они стали наркотиками. Говорили: «Идем, мы тебе принесли». Совладать с этим соблазном я не нашел в себе силы. А эти неблагополучные стали появляться у меня на работе все чаще и чаще.

— Как на это отреагировала твоя семья?
— Ни в одной семье, где господствуют наркотики или алкоголь, ничего хорошего не будет. Я пытался скрывать это от жены. Мне казалось, что никто ничего не замечает. Но со временем все тайное стало явным. Я стал задерживаться с работы, стал приносить домой в два раза меньше денег. Поначалу жена терпела и боролась. Но потом сказала, что нет больше сил. Она забрала сына и ушла жить к своей маме.

— Следующие пять лет ты медленно, но верно шел ко дну. По твоему же меткому выражению, ты тогда занимался «кАкой». Хорошо помнишь это время или оно стерлось из памяти?
— Забыть такое сложно, в голове крутится. Но почему-то на ум приходят «хорошие» моменты. Когда у меня все было в плане наркотиков. А вот когда ломало, когда было плохо — об этом не вспоминается. Поэтому стараешься все эти «хорошие» моменты выбрасывать из головы.

— Как проходит стандартный день наркомана, ты ведь тогда потерял работу?
— Конечно, со временем я перестал работать на рынке, потому что физически уже не было времени и сил. Жизнь наркомана — это постоянное движение, постоянный поиск. Ты не живешь, а просто существуешь. С утра встал с одной целью — найти наркотик. Нашел — укололся. Следующая цель — как найти на вечер. Нашел на вечер — укололся и лег спать. Проснулся — и снова по кругу. Полное однообразие.

— Где ты находил деньги на наркотики?
— (этот вопрос поставил Сергея в тупик — прим. авт.). Сегодня у тебя есть, завтра у приятеля. Послезавтра втроем скинулись. Дьявол подбрасывает.

— Но ведь ты в это время не работал.
— Одно могу сказать точно: за все это ужасное время я воровством не занимался. Мог, конечно, обмануть родственников. Попросить на одно, а потратить на другое. Деньги доставались обманным путем.

— На тебя тогда было страшно смотреть, ты сам говоришь, что стал похож на старика. А что стало с твоими друзьями по несчастью, ты ведь тогда ходил в компании?
— В живых остались только те, кто переосмыслил образ жизни. Каждый завязал по-разному с плохой жизнью. Но таких крайне мало. Раньше все боялись тюрьмы. А сейчас я стал понимать, что тюрьма продлевала жизнь. Остальные погибали от передозировки или от других болячек. А те, кто попадал в тюрьму, получал от Бога еще один шанс переосмыслить свою жизнь, выйти и начать жить заново. Нет ни одного заключенного, который бы говорил: «Выйду и буду продолжать колоться». Все говорят, что завяжут. В тюрьме ты в благоприятной обстановке, в так называемом парнике. А выходишь из парника — начинается дождь и град. И тут вопрос: сможешь ли ты совладать с этими условиями? Мало кто выдерживал, не найдя себя в жизни, начинал заново принимать наркотики.

— На твоих глазах умирали друзья по несчастью?
— Прямо на моих глазах нет. Но я похоронил многих знакомых, друзей по несчастью. Ребят и моложе себя, и старше себя. У меня был такой момент, когда все думали, что я работаю в «ритуальных услугах». Что ни похороны — я там.

— Ты понимал на очередных похоронах, что можешь стать следующим?
— Таких мыслей почему-то не было. Была уверенность, что меня это не коснется. Хотя ты правильный вопрос задал. Я сам сейчас задумался о том, почему у меня не было таких мыслей. Но тогда так: похоронили, помянули и побежали дальше.

— Я заметил, что наркоманы часто осознают свою беду и понимают, что становятся изгоями в обществе. Они сторонятся бывших знакомых. При встрече в то время ты всегда здоровался, но никогда не завязывал беседу и сторонился. Получается, что ты испытывал чувство стыда?
— Конечно, было стыдно. Я курсировал между Стодолом и четвертым микрорайоном, часто видел своих друзей-футболистов. Старался делать вид, что не заметил их, пройти стороной. А чем хвалиться? Сознание того, что ведешь неправильный образ жизни, у меня было. Люди ведь до этого знали меня совсем с другой стороны. Тем более у меня жена педагог. Меня знали и родители ее учеников. Было стыдно, что я подставляю своим поведением и супругу.

— Сколько лет можно прожить в таком состоянии?
— Да кто его знает. По себе сказать не могу, потому что у меня были перерывы. Первый раз — 4,5 года до тюрьмы. И потом с 2008 по 2012 годы. А у тех, кто без перерыва… Все зависит от организма. В Клинцах многие наркоманы — это бывшие спортсмены, даже есть мастера спорта. Мне сказал один знакомый: «Серый, мы с тобой легче все переносим, потому что раньше спортом занимались». А так — сколько Бог кому отмеряет, тот столько и проживет. С каждым разом войти в «систему» легче. Пару уколов сделал — и ты опять в «системе».

— Объясни, что такое «система»?
— «Система» — это зависимость на языке наркоманов. Когда ты на «системе», то тебе нужен наркотик каждый день.

— Кто или что помогло тебе вылечиться?
— То, что не сам, это точно. Может, кому-то это будет и дико читать, но я сижу сейчас с тобой за этим столом благодаря Господу Богу. В мае-июне 2012 года я уже почти не ходил, одна нога полностью отказала, вторая еще топала. Это произошло и благодаря моей матери, которая еще верила, что меня можно спасти. Мои знакомые, которые уверовали в Бога, знали, что появились ребцентры (реабилитационные центры), однажды встретили мою маму и сказали: «Тетя Аня, видели, что Сергей никакой, надо ему помочь». Она обрадовалась, что Бог услышал ее молитвы и послал ей этих людей. Когда они обратились ко мне, то я сказал: «Еще день-два, и я поеду в ребцентр». В ответ услышал: «Еще день-два, и мы тебя уже не спасем». И я все-таки согласился. Было тяжело, это далеко не обычная клиника, как я тогда думал. Полагал, что мне дадут обезболивающее, и через пару недель я вернусь домой.

— Расскажи об этой поездке на Украину.
— Тогда еще между Россией и Украиной не было конфликта. Я попал в ребцентр в Козелецкий район Черниговской области, в 70 км от Киева. Такие ребцентры обычно находятся в селах, чтобы люди могли чем-то заниматься. Там есть хозяйство, огороды, живность. Я думал, что еду в лечебницу, а оказался в христианском центре, где все основано на божьем слове и молитвах. Поначалу мне это было чуждо. Один служитель из бывших наркоманов спросил: «Ты в тюрьме сидел?» Отвечаю, что да. Он спрашивает, ломало ли там. Подтверждаю. Он говорит: «Ну и у нас недельку поломает и нормально». Контингент такой же, как я был — нарко— и алкозависимые. Меня поддерживали и помогали. Когда процесс ломок уже подходил к концу, осталась одна проблема — бессонница. С этим пришлось бороться около полугода. Когда ты в зависимости, то спишь только под действием наркотиков. А тут ломок уже нет, но и спать не можешь. Организм перестраивается на новый образ жизни. Хочешь спать, а не можешь.

— Снотворное не принимал?
— Нет. Перебарывал, уединялся и читал Библию. Поначалу у меня тоже не было к этому интереса, но когда стал понимать, то интерес появился. Тогда я понял — или я с Богом, или я наркоман. Третьего не дано. И я решил посвятить себя Богу. На одном из собраний я покаялся. В июне будет уже семь лет, как я веду нормальный образ жизни. Я действительно верю, что Бог есть, только он помог мне вернуться к нормальному образу жизни. Может, он допустил в моей жизни такое испытание, чтобы я стал служить ему.

Источник: Ваше личное дело